Алексис Ципрас в первом опубликованном отрывке из книги «Итака» рассказывает, как он пришёл к решению о референдуме в 2015 году и через какое политическое «минное поле» пришлось пройти после объявления плебисцита.
Фрагмент, который увидел свет, взят из главы «Час решений» и описывает его жесткий диалог с председателем Европейского совета Дональдом Туском, начавшийся с фразы «The game is over».
«The game is over»: момент, когда закипела ярость
По словам Ципраса, во время заседания европейского саммита Дональд Туск с тоном «между решимостью и грубостью» взял слово в самом начале и торжественно заявил: «The game is over». Бывший греческий премьер признаётся, что в этот момент почувствовал, как его захлестнула ярость: он увидел, как лидер европейских институтов описывает как «игру» драму греческого народа, который годами живёт под меморандумами и жёсткой экономией.
Он вспоминает, что подумал не только как политик, но и как простой грек: его страна, со всеми своими ошибками, никогда не поднимала нравоучительно палец ни против одной европейской нации. Тем более странно было слышать подобный тон от представителя страны, которую Греция когда-то поддержала на пути в Европейский союз. Тогда, по словам автора, он ответил Туску в том тоне, которого заслуживало его заявление.
«Я сказал ему, что он не имеет права называть “игрой” переговоры, от которых зависит жизнь целого народа. “Это не игра. Вся страна висит на ниточке”, — вспоминает Ципрас. Дополнительным раздражителем стало то, что в проект итогового заявления саммита включили формулировку так, словно уже достигнута соглашение, в то время как на деле Афинам было предъявлено жёсткое ультиматум.
Референдум как «щит» и последнее политическое оружие
Именно в этот момент, пишет Ципрас, он осознал, что референдум не будет просто техническим инструментом для одобрения или отклонения решений правительства. Он видел в нём «щит для самой страны», способ заставить партнёров понять, что перед ними не истощённый месяцами переговоров кабинет, готовый капитулировать, а целый народ.
По его интерпретации, кредиторы должны были сделать выбор: если они хотят продолжать давить на Афины, не считаясь с последствиями, им придётся открыто оспорить не только конкретное правительство, но и саму демократию и народный суверенитет в европейской стране, которая исторически считается «колыбелью демократии».
Ципрас подчёркивает, что решение о референдуме было его личной, глубоко продуманной и психологически тяжёлой инициативой: «Я долго мучился этим решением — и умом, и сердцем. Это был выбор с логикой и с демократической чувствительностью». Первым он рассказал о нём ближайшим соратникам, объяснив, что проблема носит политический характер: «Мы не могли согласиться на то, что от нас требовали, не потому что не хотели, а потому что это означало унижение народа и наше политическое исчезновение».
При этом он описывает себя как человека, далёкого от импульсивных шагов: каждое решение он «зазряды» обдумывает и «мучается» деталями. Тем не менее, он ясно понимал цену предстоящего выбора: давление, атаки, попытки политической и медийной «дезинтеграции» не только его самого, но и всей страны.
«У нас нет рычагов, осталось только моральное преимущество»
В отрывке подробно описывается закрытое заседание переговорной команды и членов делегации в брюссельском отеле The Hotel. По рассказу Ципраса, совещание началось с просьбы убрать мобильные телефоны из зала из-за угрозы прослушки. После этого он озвучил свой план:
«Предлагаю идти на референдум. Другого выхода нет», — заявил он. Аргумент был прост: никакого обсуждения греческого долга партнёры допустить не хотели, а выдвигали лишь требования, которые он трактует как попытку «добить» правительство и унизить страну.
Идея заключалась в том, чтобы привезти ультиматум в Афины и поставить его на суд народа. На вопрос коллег о цели он ответил: «Цель — выиграть референдум. Заставить партнёров под давлением международного общественного мнения отступить и вернуться к столу переговоров с новой, жизнеспособной и разумной предложением». По его словам, традиционные рычаги давления закончились, и единственным оставшимся оружием оставалось моральное преимущество — образ страны, которая отказывается подписывать собственное унижение и спрашивает волю граждан.
Политика против личной жизни: забытый день рождения сына
В завершении отрывка Ципрас переносит читателя в Афины, где в тот же день было созвано экстренное заседание Правительственного совета в Максиму. Он описывает атмосферу как «другой мир» — жёсткий, требовательный, полностью поглощающий. В этом мире, признаётся он, он даже забыл о дне рождения младшего сына Орфея.
Погружённый в страх утечки информации и сосредоточенный на подготовке объявления референдума, премьер не ответил на звонки супруги и отказался прерывать совещание, когда она пришла в здание. Лишь когда жена показала через приоткрытую дверь пакетик с тремя маленькими свечами для торта, он осознал, что полностью «выпал» из семейной реальности. Этот эпизод он приводит как символ личной цены, которую ему пришлось заплатить, принимая судьбоносное решение о референдуме.
Как подчёркивает Алексис Ципрас, он был уверен, что действует правильно ради народа, которому не подобает быть «подопытным животным» для технократов Брюсселя. Но при этом он понимал, что последствия этого выбора будут преследовать его самого и страну ещё долгие годы.
Больше новостей
Рубио: «Почти все украинские Patriot уничтожены» — почему Зеленский едет в Афины
Прогнозы The Economist на 2026 год: войны, ИИ и «данайцы» вокруг Зеленского
Клопы, Кремль и Париж: Макрон увидел «руку Москвы» в грязных гостиницах и росте заражений на 50%